ПАТОЛОГИЯ ХАРАКТЕРА
(акцентуация личности)
Есть люди у которых одна из черт характера «берет верх» над всеми остальными свойствами души данного человека.
Он становится однозначным в характере (плаксой, твердолобым, критиканом, истериком, злобным, «разбросанным» и т.д.)
Данные патологии принято называть акцентуациями характера и они имеют свои клинические названия. Наиболее распространенные это: шизоидная, эпилептоидная, истероидная, и др. – всего более12.
Всё бы ничего, если бы эти люди не мешали другим жить и сами бы вписывались в предлагаемую социумом обстановку. Но нет. «Плакса», в любом коллективе найдёт причину обидится или сам неосознанно будет провоцировать ситуацию, чтобы его «били». «Злобный» на ровном месте найдет врага. Его мысли будут постоянно настроены на поиск угрозы. Пардон, даже в собственной ванной.
Я хочу описать на историческом примере одну очень важную (в клиническом и правоохранительном смысле) акцентуацию характера. Ибо люди ей заболевшие постоянно что то организовывают. Создают секты, революции, встают во главе движений и т.д.
Речь пойдёт о смешанной истероидно-эпилептоидной акцентуации Мери Беккер-Эдди, которая в 19 веке «поставила на уши» половину Америки. Создав самую крупную в современной истории секту.
Историю её болезни, как средства достичь власти описал Стефан Цвейг. Начнём с цитаты фрагмента её письма (все её письма были напечатаны и был выпущен её собственный евангелие):
«О чудо моей жизни! Что-бы подумали о ней, если бы знали хоть миллионную долю её подробностей? Но сейчас этого знать нельзя. Для этого понадобяться века.»
Теперь анамнез (история развития наследственной патологии характера)
Сам Стефан Цвейг впечатлялся о ней следующим образом:
«…Но кто такая Мери Беккер-Эдди? Какая-то женщина, какая-то не прекрасная, не увлекательная, не вполне правдивая, не вполне умная, притом ещё полу- или на четверть образованная, изолированная анонимная личность без какого либо унаследованного положения, без денег, без друзей, без связей. Она не опирается ни на какую группу, ни на какую секту; в руках у неё только перо, а в мозгу, в высшей степени посредственном, одна мысль, одна единственная.
С первого же мгновения все против нее: наука, религия, школа, университеты и, мало того, природный житейский разум, «common sense»; для её абстрактного учения ни одна страна не кажется с первого взгляда столь неблагоприятной, как её родина, Америка, самая деловитая, самая крепкая нервами и наименее склонная к мистике нация.
Всем этим преградам ей нечего противопоставить, кроме своей твердой, упрямой, почти до глупости упрямой веры в эту самую веру, и единственно благодоря этой маниакальной одержимости она совершает невероятное. Успех её абсолютно нелогичен….
….У ней, у этой туголобой американки, нет ничего, кроме одной- единственной и к тому же весьма спорной мысли, но она ею только и занята, у ней это одна исходная точка. И за неё она держится, крепко упершись ногами в землю, недвижно, непоколебимо, глухая ко всяким доводам; и своим ничтожным рычагом выворачивает землю из устоев.
В двадцать лет она из метафизической путаницы создает новую систему лечения, целую науку, в которую уверовали и которой посвятили себя миллионы приверженцев, с особыми университетами, журналами, преподавателями и учебниками, создает церкви с гигантским мраморным собором, целый сонм проповедников и жрецов, и для себя самлй – личное состояние в три миллиона долларов… (обратите внимание в 19 веке 1доллар был как сейчас 100)
Автор нам рисует образ на котором видны проявления истероидных черт характера: любым путём быть на виду, желание поклонения и восхваления, логику, направленную на удовлетворение этих желаний.
Вместе с тем явная эпилиптоидность (твердолобость) обеспечивает узость направленного мышления, он постоянно «бьёт в одну точку», используя при этом подход «всё или ничего». И конечно, властность не знающая границ.
Вот как о Мери Беккер - Эдди выразился её соотечественник Марк Твен: «Самая дерзкая, мужеподобная и властная женщина из всех, какие появлялись на земле на протяжении веков».
Если попробовать проследить её биографию с точки зрения развития её акцентуации характера, то легко можно обнаружить наследственные эпи-черты и развившиеся истероидные.
«…Отец, Марк Беккер – кряжистый крестьянин, суровый, крайне благочестивый и крайне упрямый, с крепкими кулаками и крепким черепом; «you could not more move him than you could move old Kearsarge», говорят о нём соседи, то есть его столь же трудно сдвинуть с места, как и старую гору Кирсердж, там, в равнине. Это каменное упорство, эту непоколебимую ярость воли унаследовала от него и дочь Мери, седьмой по счёту ребенок (родившаяся 16 июля 1821 года); но она не унаследовала его крепкого здоровья, счастливого равновесия.
Беспокойной, слабенькой, бледной, нервной девчонкой растёт она, чувствительная ко всему, чересчур уж чувствительная. Если кто нибудь вскрикнет, она сразу же вздрагивает; всякое резкое слово волнует её выше всякой меры; она даже не в состоянии справиться с курсом нормальной окружной школы, так как не выносит возни и шума, поднимаемых соседскими детьми.
Красотою маленькая Мери не отличается, хотя в круглых больших зрачках вспыхивают порой серо-стальные, странно тревожные искры, и резко очерченный крепкий рот энергично замыкает узкое лицо. Но отличаться – этого она как раз хочет, об этом прежде всего и думает этот особенный, своевольно нервный ребёнок. Повсюду и всегда она хочет отличаться, казаться другою, чем все; эта преобладающая черта её характера обнаруживается очень рано.
С самого начала она добивается чтобы на неё смотрели как на нечто «высшее», особенное; и для этой цели не может придумать на первых порах ничего лучшего, чем разыгрывать жеманность. Она предаёт себе «вид превосходства», изобретает для себя особенную походку, употребляет в разговоре бессмысленные иностранные слова, тайно выуженные в лексиконе и храбро пускаемые в дело; в одежде, манерах и обращении она старается отойти от слишком «обычного» окружения. Но у американских фермеров не слишком много времени и охоты замечать такого рода выдумки у ребёнка: никто не удивляется маленькой Мери и не восторгается ею. И вполне естественно, что эта встречающая преграду воля к проявлению своей личности (воля, как мы потом увидим, одна из сильнейших на протяжении столетия) ищет более грубых средств, чтобы дать себя заметить…»
Далее Цвейг указывает на развитие такого симптома как «уход в болезнь» ради того, чтобы окружающие всё больше и больше заботились о ней. И это является пожалуй единственным средством, которым она может привлечь к себе внимание. Даже приглашённый врач ставит «шутливый» диагноз: «смесь истерии и дурного характера»
Этот диагноз подтверждает поступок отца, когда после очередного приступа дочери он просто прошёл мимо не обращая на это никакого внимания и занялся своим делом. Вернувшись домой он увидел, что дочь встав без посторонней помощи, спокойно сидит и читает книгу.
«…Во всяком случае, одного достигает она игрою нервов (или, правильнее, игрою на своих нервах), и как раз того, чего она больше всего хотела: добивается особого положения в доме. Ей не приходится вместе с братьями выходить на работу в поле; она уже с ранних пор освободилась от «обыкновенного», будничного, пошлого женского труда. И то, что удаётся пятнадцатилетней девушке у родителей, то проводит эта женщина везде и по отношению ко всем. Никогда, даже в годы горчайших лишений и ужаснейшей нужды, не соглашается Мери Беккер выполнять обыкновенную женскую работу по хозяйству…
…И вполне закономерным образом её деспотичная воля и в дальнейшем будет вызывать непрестанно и повсюду напряженные состояния, конфликты и кризисы, ибо Мери Беккер не выносит ничего, что было с ней на одном уровне; она признает только подчинение своему чудовищно приподнятому «я», для которого вся вселенная едва ли достаточно просторна…»
Здесь, в этом возрасте (22 года) мы видим явный «коктейль» эпилеептоидно-истероидной акцентуаций. И это уже способ жизни, который будет двигать ей по всей жизни.
Но как всегда, из любого правила есть маленькие исключения. Хоть и принято считать, что акцентуации не проградиентны, но мы видим, что на некоторое время (1,5 года) она становится вполне здоровой и счастливой. Она выходит замуж.
И короткий брак с сильным и здоровым Вашингтоном Глоуэром ставит её психологическое состояние в норму. Она рожает ребенка и становится женщиной с нормальными заботами о доме и семье. Но увы, муж умирает и она возвращается домой.
Эта тяжёлая психологическая травма возвращает её в мир собственного детства. У неё начинает разыгрываться «уход в болезнь», и чем дальше, тем больше. Она не ходит, постоянно жалуясь на общее отсутствие сил. Врач начинает подозревать у нее «паралич спинного мозга».
Можно предположить какого уровня жизненные притязания у этой женщины, раз она между болезнью и существованием выбирает болезнь. Но вот проходит время, и она решает всё таки что-то сделать на продвижении к своей «великой»цели. Первым шагом для достижения этого она считает замужество. Эта 32 летняя женщина, очаровывает своей болезнью зубного врача.
«…Ибо если Мери Беккер хочет быть чем-либо, она тотчас же может этим и стать, в том числе и очаровательной; и от её страдальчески улыбчивой кротости исходит такая прелесть, что она неотторжимо пленяет этого широкоплечего, твердого мужчину…» Но через некоторое время он распознает её характер и придумывает способ уйти от неё. Она опять впадает в болезнь. Она злиться, что такой хам не смог оценить её по достоинству. Её не устраивает такая мелочная жизнь. Некоторое время спустя в её жизни появляется некий кудесник по имени Квимби.
Вот то, что выделит её от остальных! Она предлагает ему исцелить свой неизлечимый недуг. И о чудо! Она естественно исцеляется, именно чудесным образом. Потому как по своей истерической сути готовила себя именно к чему-то необыкновенному в течении всей жизни.
«…С пятнадцатилетнего возраста она готовилась к воплощению безумной мечты о том, что судьба обещает ей нечто особенное. И вот она у порога испытания. Если она приковыляет хромою обратно, то сестра осмеет её, от неё потребуют обратно деньги, и жизнь её бесповоротно погибла. Но если она излечится, то с ней совершилось чудо, «чудесное», и (её мечта с детства!) ей будут дивиться. Все захотят видеть её, говорить с ней; наконец-то, наконец мир заинтересуется ею, и впервые не из сожаления, как до сих пор, но с почтительным восхищением, ибо она преодолела свою болезнь магическим, сверхъестественным образом…» Далее с присущей ей волей она бросается в изучение сего волшебства. С эпилептоидной настойчивостью и астероидным красноречием она внушает своим пациентам веру в своё исцеление. Некоторые выздоравливали.
Естественно, две ярко выраженные акцентуации позволяют ей на интуитивном уровне хорошо овладеть гипнозом, а главное самой поверить в то, что действительно обладает чем-то сверхестественным. Такое самомнение сильно влияет на восприятие толпы. Ей верят, ей подчиняются, в её честь строят храмы.
Вывод хочется сделать следующий. Если вы заметили развитие какой либо акцентуации (ребенок, взрослый – начинает все чаще пребывать в каком-то одном расположении духа) то необходимо обратится к психологу-психиатру, чтобы предотвратить развитие акцентуации характера. Если этого не сделать, то акцентуации способны перерастать в одноименные психопатические расстройства.
Хотя, надо признать, без наличия определенных акцентуаций (на небольшом проявлении) трудно чего либо достичь в жизни.