Виктор Аксючиц Опубликовано 29 Июня 2017 Жалоба Share Опубликовано 29 Июня 2017 Гибель богов натурализма. Часть 10. "Безумие" гениальности, святости и клиническое сумасшествие. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
НВП Опубликовано 29 Июня 2017 Жалоба Share Опубликовано 29 Июня 2017 Здравствуйте, отвечаю, потому как вижу, сколько труда вложено ) И, рационализм создал компьютеры на котором мы сейчас общаемся ) не судите за излишний прагматизм) Ремарки по статье: прочитал, спасибо за труды; гений априори не безумен (т.е. не страдает психическим расстройством) у него в системе детерминации высшей нервной деятельности участвуют больше субъективных агентов, чем у большинства людей. Обработка же информации идет "здоровым способом". Согласен, святой (по материалам описания их жизни у св. Димитрия Ростовского (Жития Святых) по образу мышления ближе к гениальности, но категорически различается по конечному результату мирского проявления: святой - полный отказ от самости (всё есть Бог), поэтому ничего не "изобретает". Гений осмеливается "навеянный субъективный агент "свыше" синтезировать в человеческую жизнь. Моцарт: "я просто постоянно ищу две ноты, которые любят друг друга" (а любовь потом сама делает музыку). Пушкин (не описывая "как работает его вдохновение гения) всё дает нам с помощью некой обратной дедукции понять, что свой "субъективный агент свыше он интегрировал ... в социологию: "Чувства добрые я лирой пробуждал. В жестокий век...." Энштейн: "... мне не интересны частные законы мне интересны помыслы Божьи (не дословно) интегрировал знания структуры мироздания в сами знаете во что. Циолковский: ...."место людей среди звезд, а не среди навоза"; И наконец "сумасшествие" - это МКБ и всё тут. Не стоит гениев искать среди людей с органическими поражениями головного мозга - нет там их. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Виктор Аксючиц Опубликовано 29 Июня 2017 Автор Жалоба Share Опубликовано 29 Июня 2017 В данном подходе предлагается видение того, как христианское мировоззрение расширяет возможности науки о душе. Личность – это вечный индивидуальный дух в воплощённом состоянии. Наиболее воплощёнными типами личности являются творческий гений 1 Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Виктор Аксючиц Опубликовано 7 Сентября 2017 Автор Жалоба Share Опубликовано 7 Сентября 2017 ГИБЕЛЬ БОГОВ НАТУРАЛИЗМА Часть 18. Миф как образ прабытия Если к восемнадцатому веку мифом считалось всё, что выходило за границы реального – выдумки, вымыслы, то современное наука трактует древний миф как примитивную форму общественного сознания. Но и сейчас наиболее характерными чертами первобытной формы мышления считается фантастическое изображение действительности, наивное очеловечивание окружающей природы. Все современные характеристики мифологического сознания подчёркивают его иллюзорность в сравнении с реалистичностью научного подхода. «Диффузность, нерасчленённость первобытного мышления проявилась в неотчётливом разделении в мифологическом мышлении субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, вещи и её атрибутов, единичного и множественного, пространственных и временных отношений, начала и принципа, то есть происхождения и сущности. Мифологическое мышление оперирует, как правило, конкретным и персональным, манипулирует внешними вторичными чувственными качествами предметов; объекты сближаются по вторичным чувственным качествам, по смежности в пространстве и во времени. То, что в научном анализе выступает как сходство, в мифологическом объяснении выглядит как тождество… Для мифа весьма характерна замена причинно-следственных связей прецедентом – происхождение предмета выдаётся за его сущность (генетизм мифа). Научному принципу объяснения противопоставляется в мифологии “начало” во времени… Содержание мифа мыслится первобытным сознанием вполне реальным (более того, – в силу “парадигматического” характера мифа – как “высшая реальность”)… Неспособность провести различие между естественным и сверхъестественным, безразличие к противоречию, слабое развитие абстрактных понятий, чувственно-конкретный характер, метафоричность, эмоциональность» («Мифы народов мира», Предисловие). «Если научное обобщение строится на основе логической иерархии от конкретного к абстрактному и от причин к следствиям, то мифологическое оперирует конкретным и персональным, использованным в качестве знака, так что иерархии причин и следствий соответствует гипостазирование, иерархия мифологических существ, имеющая семантически-ценностное значение» («Философский энциклопедический словарь», ст. «Мифология»). Тем не менее, эта «своеобразная система фантастических представлений об окружающей человека природной и социальной действительности» была единственной системой жизненной ориентации людей древности: «Мифы составляют как бы священное духовное сокровище племени. Они связаны с заветными племенными традициями, утверждают принятую в данном обществе систему ценностей, поддерживают и санкционируют определённые нормы поведения» («Мифы народов мира»). Парадокс заключается в том, что эти фантастические представления и, как следствие из них, иллюзорные жизненные установки не помешали человеческой цивилизации развиваться вполне «прогрессивно», вплоть до нас – научно умудрённых. Получается, что все достижения человечества основаны на первоначальных тотальных заблуждениях. Строго говоря, научные определения древней мифологии некорректны. Во-первых, потому что формулируются только через сравнение с так называемым научным мышлением, что резко ограничивает рассмотрение предмета самого по себе, в нём акцентируются вторичные и не замечаются наиболее существенные свойства. То, что через призму научного подхода представляется в мифологии недостатком, негативом, может оказаться наиболее важным, положительным – и в рамках мифологии, и для человеческой культуры в целом. Кроме того, научное мышление – это не более чем форма современного мифотворчества. Отбор мировоззренческих постулатов науки мотивировался во многом историческими аффектами, коллективным бессознательным, преисполнен гипостазирования – приписывания отвлечённым понятиям самостоятельного существования, рассмотрения общих свойств, отношений и качеств как самостоятельно существующих объектов («мир – автомат», «вселенная – заведённые часы», «знание – сила», «критерий познания – позитивный опыт, то есть эмпирически данное, фактическое, несомненное»). Но более всего современные определения древней мифологии имеют отношения к мифам ХХ века, произошла подмена предмета – природу современного мифотворчества отождествили с ранней мифологичностью. Древнее мифологическое сознание характеризуется через отсутствие в нём научности («Научный принцип объяснения заменялся в мифе тотальным генетизмом и этиологизмом: объяснение вещи и мира в целом сводилось к рассказу о происхождении и творении» – «Философский энциклопедический словарь»), которой и не могло там быть, поскольку её не было вовсе. Другое дело мифотворчество внутри научно-технической цивилизации. Современные мифы действительно создаются как реакция на натуралистическую рационалистическую мифологию науки: как восстание бессознательного и мистического на засилье рациональности и натурализма, как вытеснение и сублимация искаженной сексуальности, как Эдипов комплекс отцеубийства (грех тотального попрания современной цивилизацией Миротворящего Начала), как искажение ориентации либидо – потока витально-психической энергии. Изначальный древний миф сакрален, наука же профанна, миф – универсален, наука – частична и частна, миф синтетичен, наука – аналитична и дискретна, миф несёт архетипы бытия (первоосновы мироздания и фундаментальные структуры психики по К. Юнгу), наука же изображает бледные фрагменты мировой картины. «Научное» мифотворческое сознание воспринимает мифические фантазмы за реальность, относится к собственным мифам как к высшей парадигме и диктующей инстанции, оно неспособно провести различие между естественным и сверхъестественным, безразлично к противоречию, в нём слабо развиты абстрактные понятия, нередко превалирует чувственно-конкретный характер, метафоричность, эмоциональность… Современный миф – это сакрализованная условность, компенсирующая недостаточность в потребительской цивилизации подлинной мистического начала, это искажённый или ложный ответ на архетипический запрос бессознательного. Спектр мифических условностей в наш прагматический век очень широк: от безобидной сакрализации светских праздников, государственного гимна и флага, до глобальных идеологических маний (коммунизм, нацизм, постмодернизм) и тоталитарных религиозных сект. Итак, древний миф – это нечто совершенно иное, чем современная мифология, это что-то другое, нежели фантазии по этому поводу современной науки. Считается, что «предпосылками мифологической “логики” служили неспособность человека выделить себя из окружающей среды и нерасчленённость мифологического мышления, не отделившегося от эмоциональной, аффективной сферы» («Философский энциклопедический словарь», ст. «Мифология»). Может быть, так называемая нерасчленённость мышления свидетельствует о духовной цельности акта познания и самопознания? А за тем, в том, в чём современное сознание видит неспособность человека выделить себя из окружающей среды, скрывается метафизический феномен начала истории, начала вселенского воплощения сонма человеческих душ, когда душа живущего ещё не вполне вошла в его тело, а большой «частью» соединена с природными формами. Древняя мифология – это форма выражения транссознания древнего человека и, вместе с тем, его самоосознание собственной экзистенциальной ситуации. Тема воплощения – самая древняя в мифологии, ибо с него началась мировая история. Поднять её и понять можно только апеллируя к первоначальному человеческому знанию – к мифу. Состояние человечества, в котором формировалась мифологическая картина, противоречиво. С одной стороны, человеческие души только начинают исторический путь в мировой плоти, и в этом смысле они ближе к прабытию, к началу, более чем когда-либо. Ещё свежи и сильны ощущения домирного, доисторического. С другой стороны, человечество духов, погружаясь в бездну материи, оглушено хаотическими бурями и сковано косностью материи. Вхождение из вечности во временность ограничивает сознание. Человеческий дух во многом теряется и забывает себя. Изначальная двойственность бытия человека в мире и отражена в первичных, архаических мифах. Это самые древние и наиболее адекватные формы памяти о домировом бытии. Вместе с тем, эти воспоминания неизбежно искажены той экзистенциальной ситуацией, в которой оказался их создатель. Души первобытных людей первыми вошли в мировую плоть в собственно человеческом облике. При этом воплощается только «часть» души, которая при этом расщепляется и частию рассыпается по космической плоти. Потерянный, растерявшийся и во многом забывшийся посланник небес впервые обводит взглядом окружающий, пугающе неизвестный мир. Он пытается понять его, что и выражается в так называемом наивном сознании. Человек мучительно старается вспомнить события, предшествовавшие его появлению на земле. Он пытается вспомнить себя, восстановить единство души, расколотой воплощением, собрать сознание, разорванное хаосом, высветлить разум, затемнённый плотью. Древние мифы и отражают начало духовного собирания человека. Миф слагается в результате лицезрения древнейшим человеком природы и самого себя в сложнейшей экзистенциальной ситуации начала человеческой истории. Мифологический образ создаётся из исторического материала, но в природные образы облекается метафизическое содержание. Предельно натуралистический язык мифа повествует о сверхнатуральном. «Язык духовного опыта символический и мифологический, говорящий о событиях, о встречах, о судьбе. Без заставных категорий и субстанций» (Н.А. Бердяев). Создатель мифов – не потерянная смертная песчинка, а временно потерявшийся вечный дух. Подвигали мифотворческую фантазию не только испуг и зависимость от природных явлений, но и попытки самоосознания. Таким образом, мифология отражает историю странствий человеческих душ в космической материи. Поэтому Платон в диалоге «Федр» призывал искать в мифах прежде всего «частицу себя». Древний миф отражает и большую, чем в будущем, неразрывность человека и природы. Но несколько в ином смысле, чем принято считать. Первые люди более погружены в мировую материю потому, что они совершили первый шаг воплощения человечества. Древний человек не только порабощён природными стихиями, но и мистически связан с материей, что и сказывалось в его отношениях с природой. Но ещё более, и в первую очередь, отражает древний миф связанность человека с надприродным, сверхкосмическим. Мифотворческая фантазия погружается в глубину человеческого духа, в том его состоянии, в котором человек находится в конкретный исторический момент, и пытается, далее, выйти в вечные сферы. Этот путь и его итог и фиксирует миф, но логически не вполне последовательно. Таким образом, миф создаётся в результате осмысления сложнейшего экзистенциального состояния, в котором оказался древний человек. В отношении к древнейшим предкам необходимо отбросить снисходительность цивилизованных «мудрецов» к «недоразвитым дикарям». В плане вечности души древнего и современного человека равны в изначальном достоинстве, различает их разность земных миссий. Общаться и понять друг друга и общее дело мы должны, исходя из общего небесного представительства. Первые люди были ближе, чем мы, к началу бытия, и в этом смысле к источнику мудрости и к Самому Творцу. Но они же были более чем всё последующее человечество, погружены в непросветлённый хаос и оглушены им. Всё это и выражено в древней мифологии тем, что достоверное знание о прабытии и начальных событиях бытия свернуто, как семя, и обернуто, как кокон, в пелены натуралистических образов. Это глубинное зерно и является надысторическим содержанием и смыслом мифа. Развитие мифотворческого сознания означает прорастание семян изначального знания и освобождение от стесняющих его натуралистических форм. По мере развития духовной культуры человечества ярче светило его разуму семя древнего знания и вскрывался смысл культуры. Новый исторический опыт прояснял древнее знание, мифы становятся всё более духовными и менее натуралистическими. Кристаллизующееся внутреннее содержание мифов постепенно открывает истинную направленность мифотворческого взора и обнажает его основной интерес. Чем культурнее становится миф со временем, тем больше освобождается он от исторических натуралистических форм, и внимание его сосредотачивается на начале бытия и на том, что ему предшествовало. В этом, своего рода, обратная перспектива мифологии. Содержание же мифов в истории становится всё более теоантропоцентрическим (богочеловекоцентрическим). В изначально смутных образах постепенно выделяются два творческих полюса бытия: Бог и человек. Постепенно же растворяется опосредствующая иерархия существ, и в мифах богоподобный человек-творец непосредственно предстает перед сотворившим его Богом. В поздних мифах обнажается союз Личного Бога с личностью человека. Не все мифологии достигают этого предела, но интенция – внутренняя направленность всех их устремлена к нему. Решающим этапом в мифотворчестве оказывается исторический момент записи устных сказаний. Это не было формальным фиксированием того, что передавалось изустно. И нарождение письменности, и потребность записать древние предания выявляли духовное напряжение, в котором заново переплавлялось содержание мифов. Древний писатель не только анализирует, сравнивает и отбирает устные сказания, но и углубляется в их смысл. В его душе прорастает зерно древнего знания, которое сохранено и принесено устным преданием. Будто предшествующие мифы несут гениальному толкователю некий изначальный шифр и одновременно код к нему. Таким решающим этапом было письменное оформление книги Бытия Библии. Известно, что Пятикнижие Моисеево было наиболее древним устным преданием, хотя записано оно сравнительно поздно, во всяком случае, после большинства книг пророков. Здесь и сработала обратная перспектива мифологического творчества. Это устное предание было письменно зафиксировано в момент духовного подъёма народа, что вскрыло в сказании такие смыслы, по сравнению с которыми параллельные мифы других народов выглядят наивным лепетом. Бог вёл народ Израиля не только по пространствам аравийских пустынь, но и открывал перед ним новые духовные горизонты. В письменности иудаизма мифология достигает наибольшего осмысления и всё более становится Откровением. Тем не менее, это ещё и миф, так как набухшее зерно знания не освобождено от натуралистических форм. В Ветхом Завете, как нигде, духовные смыслы переплетены с исторической повседневностью, затемнены ею, но и выражены через неё. Мифологическое сознание преображается в Новозаветном Откровении. В свете Благовестия Вочеловечившегося Бога вскрывается и обратная перспектива Старозаветного Предания, и провиденциальный смысл его. Натуралистические пелены опали, зерно знания проросло, и нам открылась истина о приготовлении мира к пришествию Богочеловека. Через откровение, а не через философию и науку, мифология превращается в истинное знание. То, что произошло с Богочеловеком исторически единократно, растягивается для человечества на века и складывается в историю прорастания новых зёрен знания – христианских. По мере того как христианское человечество через трагический опыт истории открывает для себя истину о преображении бытия, всё более раскрывается смысл архаических – наиболее ранних мифов. Мифы адекватно могут быть истолкованы только в свете христианского откровения. Это древнее знание позволяет осознать путь, пройденный человечеством, и его начало. Без обретения метаисторической – надысторической памяти нам не понять ни настоящего, ни грядущего, и без этого останется сокрытым наше вселенское назначение. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Рекомендуемые сообщения
Присоединиться к обсуждению
Вы можете ответить сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас уже есть аккаунт, войдите, чтобы ответить от своего имени.