Гибель богов натурализма. Часть 10. "Безумие" гениальности, святости и клиническое сумасшествие.

[Виктор Аксючиц]

Гибель богов натурализма. Часть 10. "Безумие" гениальности, святости и клиническое сумасшествие.

[НВП]

Здравствуйте, отвечаю, потому как вижу, сколько труда вложено )

И, рационализм создал компьютеры на котором мы сейчас общаемся ) не судите за излишний прагматизм)
Ремарки по статье: прочитал, спасибо за труды; гений априори не безумен (т.е. не страдает психическим расстройством) у него в системе детерминации высшей нервной деятельности участвуют больше субъективных агентов, чем у большинства людей.

Обработка же информации идет "здоровым способом".

Согласен, святой (по материалам описания их жизни у св. Димитрия Ростовского (Жития Святых) по образу мышления ближе к гениальности, но категорически различается по конечному результату мирского проявления: святой - полный отказ от самости (всё есть Бог), поэтому ничего не "изобретает".

Гений осмеливается "навеянный субъективный агент "свыше" синтезировать в человеческую жизнь.

Моцарт: "я просто постоянно ищу две ноты, которые любят друг друга" (а любовь потом сама делает музыку).

Пушкин (не описывая "как работает его вдохновение гения) всё дает нам с помощью некой обратной дедукции понять, что свой "субъективный агент свыше он интегрировал ... в социологию: "Чувства добрые я лирой пробуждал. В жестокий век...."

Энштейн: "... мне не интересны частные законы мне интересны помыслы Божьи (не дословно) интегрировал знания структуры мироздания в сами знаете во что.

Циолковский: ...."место людей среди звезд, а не среди навоза";

И наконец "сумасшествие" - это МКБ и всё тут.

Не стоит гениев искать среди людей с органическими поражениями головного мозга - нет там их.

[Виктор Аксючиц]

В данном подходе
предлагается видение того, как христианское мировоззрение расширяет возможности
науки о душе. Лич­ность – это веч­ный
ин­ди­ви­ду­аль­ный дух в воплощённом со­стоя­нии. Наи­бо­лее воплощённы­ми ти­па­ми
лич­но­сти яв­ля­ют­ся твор­че­ский гений

[Виктор Аксючиц]

ГИБЕЛЬ БОГОВ НАТУРАЛИЗМА Часть 18. Миф как образ прабытия

 

 

Если к восемнадцатому веку мифом считалось всё, что выходило за границы реального – выдумки, вымыслы, то современное наука трактует древний миф как примитивную форму общественного сознания. Но и сейчас наиболее характерными чертами первобытной формы мышления считается фантастическое изображение действительности, наивное очеловечивание окружающей природы. Все современные характеристики мифологического сознания подчёркивают его иллюзорность в сравнении с реалистичностью научного подхода.

«Диффузность, нерасчленённость первобытного мышления проявилась в неотчётливом разделении в мифологическом мышлении субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, вещи и её атрибутов, единичного и множественного, пространственных и временных отношений, начала и принципа, то есть происхождения и сущности. Мифологическое мышление оперирует, как правило, конкретным и персональным, манипулирует внешними вторичными чувственными качествами предметов; объекты сближаются по вторичным чувственным качествам, по смежности в пространстве и во времени. То, что в научном анализе выступает как сходство, в мифологическом объяснении выглядит как тождество… Для мифа весьма характерна замена причинно-следственных связей прецедентом – происхождение предмета выдаётся за его сущность (генетизм мифа). Научному принципу объяснения противопоставляется в мифологии “начало” во времени… Содержание мифа мыслится первобытным сознанием вполне реальным (более того, – в силу “парадигматического” характера мифа – как “высшая реальность”)… Неспособность провести различие между естественным и сверхъестественным, безразличие к противоречию, слабое развитие абстрактных понятий, чувственно-конкретный характер, метафоричность, эмоциональность» («Мифы народов мира», Предисловие).

«Если научное обобщение строится на основе логической иерархии от конкретного к абстрактному и от причин к следствиям, то мифологическое оперирует конкретным и персональным, использованным в качестве знака, так что иерархии причин и следствий соответствует гипостазирование, иерархия мифологических существ, имеющая семантически-ценностное значение» («Философский энциклопедический словарь», ст. «Мифология»). Тем не менее, эта «своеобразная система фантастических представлений об окружающей человека природной и социальной действительности» была единственной системой жизненной ориентации людей древности: «Мифы составляют как бы священное духовное сокровище племени. Они связаны с заветными племенными традициями, утверждают принятую в данном обществе систему ценностей, поддерживают и санкционируют определённые нормы поведения» («Мифы народов мира»). Парадокс заключается в том, что эти фантастические представления и, как следствие из них, иллюзорные жизненные установки не помешали человеческой цивилизации развиваться вполне «прогрессивно», вплоть до нас – научно умудрённых. Получается, что все достижения человечества основаны на первоначальных тотальных заблуждениях.

Строго говоря, научные определения древней мифологии некорректны. Во-первых, потому что формулируются только через сравнение с так называемым научным мышлением, что резко ограничивает рассмотрение предмета самого по себе, в нём акцентируются вторичные и не замечаются наиболее существенные свойства. То, что через призму научного подхода представляется в мифологии недостатком, негативом, может оказаться наиболее важным, положительным – и в рамках мифологии, и для человеческой культуры в целом. Кроме того, научное мышление – это не более чем форма современного мифотворчества. Отбор мировоззренческих постулатов науки мотивировался во многом историческими аффектами, коллективным бессознательным, преисполнен гипостазирования – приписывания отвлечённым понятиям самостоятельного существования, рассмотрения общих свойств, отношений и качеств как самостоятельно существующих объектов («мир – автомат», «вселенная – заведённые часы», «знание – сила», «критерий познания – позитивный опыт, то есть эмпирически данное, фактическое, несомненное»).

Но более всего современные определения древней мифологии имеют отношения к мифам ХХ века, произошла подмена предмета – природу современного мифотворчества отождествили с ранней мифологичностью. Древнее мифологическое сознание характеризуется через отсутствие в нём научности («Научный принцип объяснения заменялся в мифе тотальным генетизмом и этиологизмом: объяснение вещи и мира в целом сводилось к рассказу о происхождении и творении» – «Философский энциклопедический словарь»), которой и не могло там быть, поскольку её не было вовсе. Другое дело мифотворчество внутри научно-технической цивилизации. Современные мифы действительно создаются как реакция на натуралистическую рационалистическую мифологию науки: как восстание бессознательного и мистического на засилье рациональности и натурализма, как вытеснение и сублимация искаженной сексуальности, как Эдипов комплекс отцеубийства (грех тотального попрания современной цивилизацией Миротворящего Начала), как искажение ориентации либидо – потока витально-психической энергии. Изначальный древний миф сакрален, наука же профанна, миф – универсален, наука – частична и частна, миф синтетичен, наука – аналитична и дискретна, миф несёт архетипы бытия (первоосновы мироздания и фундаментальные структуры психики по К. Юнгу), наука же изображает бледные фрагменты мировой картины. «Научное» мифотворческое сознание воспринимает мифические фантазмы за реальность, относится к собственным мифам как к высшей парадигме и диктующей инстанции, оно неспособно провести различие между естественным и сверхъестественным, безразлично к противоречию, в нём слабо развиты абстрактные понятия, нередко превалирует чувственно-конкретный характер, метафоричность, эмоциональность…  Современный миф – это сакрализованная условность, компенсирующая недостаточность в потребительской цивилизации подлинной мистического начала, это искажённый или ложный ответ на архетипический запрос бессознательного. Спектр мифических условностей в наш прагматический век очень широк: от безобидной сакрализации светских праздников, государственного гимна и флага, до глобальных идеологических маний (коммунизм, нацизм, постмодернизм) и тоталитарных религиозных сект.

 

Итак, древний миф – это нечто совершенно иное, чем современная мифология, это что-то другое, нежели фантазии по этому поводу современной науки. Считается, что «предпосылками мифологической “логики” служили неспособность человека выделить себя из окружающей среды и нерасчленённость мифологического мышления, не отделившегося от эмоциональной, аффективной сферы» («Философский энциклопедический словарь», ст. «Мифология»). Может быть, так называемая нерасчленённость мышления свидетельствует о духовной цельности акта познания и самопознания? А за тем, в том, в чём современное сознание видит неспособность человека выделить себя из окружающей среды, скрывается метафизический феномен начала истории, начала вселенского воплощения сонма человеческих душ, когда душа живущего ещё не вполне вошла в его тело, а большой «частью» соединена с природными формами. Древняя мифология – это форма выражения транссознания древнего человека и, вместе с тем, его самоосознание собственной экзистенциальной ситуации.

Те­ма во­пло­ще­ния – са­мая древ­няя в ми­фо­ло­гии, ибо с не­го на­ча­лась ми­ро­вая ис­то­рия. Под­нять её и по­нять мож­но толь­ко апел­ли­руя к пер­во­на­чаль­но­му че­ло­ве­че­ско­му зна­нию – к ми­фу. Со­стоя­ние че­ло­ве­че­ст­ва, в ко­то­ром фор­ми­ро­ва­лась ми­фо­ло­ги­че­ская кар­ти­на, про­ти­во­ре­чи­во. С од­ной сто­ро­ны, че­ло­веческие души толь­ко на­чи­нают ис­то­ри­че­ский путь в ми­ро­вой пло­ти, и в этом смыс­ле они бли­же к пра­бы­тию, к на­ча­лу, бо­лее чем ко­гда-ли­бо. Ещё све­жи и силь­ны ощу­ще­ния до­мир­но­го, дои­сто­ри­че­ско­го.

С дру­гой сто­ро­ны, че­ло­ве­че­ст­во ду­хов, по­гру­жаясь в безд­ну ма­те­рии, ог­лу­ше­но хао­ти­че­ски­ми бу­ря­ми и ско­ва­но кос­но­стью ма­те­рии. Вхо­ж­де­ние из веч­но­сти во вре­мен­ность ог­ра­ни­чи­ва­ет соз­на­ние. Че­ло­ве­че­ский дух во мно­гом те­ря­ет­ся и за­бы­ва­ет се­бя. Из­на­чаль­ная двой­ст­вен­ность бы­тия че­ло­ве­ка в ми­ре и от­ра­же­на в пер­вич­ных, ар­хаи­че­ских ми­фах. Это са­мые древ­ние и наи­бо­лее аде­к­ват­ные фор­мы па­мя­ти о до­ми­ро­вом бы­тии. Вместе с тем, эти вос­по­ми­на­ния не­из­беж­но ис­ка­же­ны той эк­зи­стен­ци­аль­ной си­туа­ци­ей, в ко­то­рой ока­зал­ся их соз­да­тель.

Души первобытных лю­дей пер­вы­ми во­шли в ми­ро­вую плоть в соб­ст­вен­но че­ло­ве­че­ском об­ли­ке. При этом воплощается только «часть» души, которая при этом рас­ще­п­ля­ет­ся и частию рас­сы­па­ет­ся по кос­ми­че­ской пло­ти. По­те­рян­ный, рас­те­ряв­ший­ся и во мно­гом за­быв­ший­ся посланник не­бес впер­вые об­во­дит взгля­дом ок­ру­жаю­щий, пу­гаю­ще не­из­вест­ный мир. Он пы­та­ет­ся по­нять его, что и вы­ра­жа­ет­ся в так на­зы­вае­мом на­ив­ном соз­на­нии. Че­ло­век му­чи­тель­но ста­ра­ет­ся вспом­нить со­бы­тия, пред­ше­ст­во­вав­шие его по­яв­ле­нию на зем­ле. Он пы­та­ет­ся вспом­нить се­бя, вос­ста­но­вить един­ст­во ду­ши, рас­колотой во­пло­ще­ни­ем, со­брать соз­на­ние, ра­зо­рван­ное хао­сом, вы­свет­лить ра­зум, за­тем­нён­ный пло­тью.

Древние ми­фы и от­ра­жа­ют на­ча­ло ду­хов­но­го со­би­ра­ния че­ло­ве­ка. Миф сла­га­ет­ся в ре­зуль­та­те ли­це­зре­ния древ­ней­шим че­ло­ве­ком при­ро­ды и са­мо­го се­бя в слож­ней­шей эк­зи­стен­ци­аль­ной си­туа­ции на­ча­ла че­ло­ве­че­ской ис­то­рии. Ми­фо­ло­ги­че­ский об­раз соз­даёт­ся из ис­то­ри­че­ско­го ма­те­риа­ла, но в природные образы об­ле­ка­ет­ся метафизическое со­дер­жа­ние. Пре­дель­но на­ту­ра­ли­сти­че­ский язык ми­фа по­ве­ст­ву­ет о сверх­на­ту­раль­ном. «Язык духовного опыта символический и мифологический, говорящий о событиях, о встречах, о судьбе. Без заставных категорий и субстанций» (Н.А. Бердяев).

Соз­да­тель ми­фов – не по­те­рян­ная смерт­ная пес­чин­ка, а вре­мен­но по­те­ряв­ший­ся веч­ный дух. Под­ви­га­ли ми­фо­твор­че­скую фан­та­зию не толь­ко ис­пуг и за­ви­си­мость от при­род­ных яв­ле­ний, но и по­пыт­ки са­мо­осоз­на­ния. Таким образом, мифология отражает историю странствий человеческих душ в космической материи. Поэтому Платон в диалоге «Федр» призывал искать в мифах прежде всего «частицу себя».

Древ­ний миф отражает и боль­шую, чем в бу­ду­щем, не­раз­рыв­ность че­ло­ве­ка и при­ро­ды. Но несколько в ином смыс­ле, чем при­ня­то счи­тать. Пер­вые лю­ди бо­лее по­гру­же­ны в ми­ро­вую ма­те­рию по­то­му, что они со­вер­ши­ли пер­вый шаг во­пло­ще­ния че­ло­ве­че­ст­ва. Древ­ний че­ло­век не толь­ко по­ра­бо­щён при­род­ны­ми сти­хия­ми, но и мис­ти­че­ски свя­зан с ма­те­ри­ей, что и ска­зы­ва­лось в его от­но­ше­ни­ях с при­ро­дой.

Но ещё бо­лее, и в пер­вую оче­редь, от­ра­жа­ет древ­ний миф свя­зан­ность че­ло­ве­ка с над­при­род­ным, сверх­кос­ми­че­ским. Ми­фо­твор­че­ская фан­та­зия по­гру­жа­ет­ся в глу­би­ну че­ло­ве­че­ско­го ду­ха, в том его со­стоя­нии, в ко­то­ром че­ло­век на­хо­дит­ся в кон­крет­ный ис­то­ри­че­ский мо­мент, и пы­та­ет­ся, да­лее, вый­ти в веч­ные сфе­ры. Этот путь и его итог и фик­си­ру­ет миф, но ло­ги­че­ски не впол­не по­сле­до­ва­тель­но.

Та­ким об­ра­зом, миф создаётся в ре­зуль­та­те ос­мыс­ле­ния слож­ней­ше­го эк­зи­стен­ци­аль­но­го со­стоя­ния, в ко­то­ром ока­зал­ся древ­ний че­ло­век. В от­но­ше­нии к древ­ней­шим пред­кам необходимо от­бро­сить снис­хо­ди­тель­ность ци­ви­ли­зо­ван­ных «муд­ре­цов» к «не­до­раз­ви­тым ди­ка­рям». В пла­не веч­но­сти ду­ши древнего и современного человека рав­ны в из­на­чаль­ном дос­то­ин­ст­ве, раз­ли­ча­ет их раз­ность зем­ных мис­сий. Об­щать­ся и по­нять друг дру­га и об­щее де­ло мы долж­ны, ис­хо­дя из об­ще­го не­бес­но­го пред­ста­ви­тель­ст­ва.

Пер­вые лю­ди бы­ли бли­же, чем мы, к на­ча­лу бы­тия, и в этом смыс­ле к ис­точ­ни­ку муд­ро­сти и к Са­мо­му Твор­цу. Но они же бы­ли бо­лее чем всё по­сле­дую­щее че­ло­ве­че­ст­во, по­гру­же­ны в не­про­свет­лён­ный ха­ос и ог­лу­ше­ны им. Всё это и вы­ра­же­но в древ­ней ми­фо­ло­гии тем, что дос­то­вер­ное зна­ние о пра­бы­тии и на­чаль­ных со­бы­ти­ях бы­тия свер­ну­то, как се­мя, и обер­ну­то, как ко­кон, в пе­ле­ны на­ту­ра­ли­сти­че­ских об­ра­зов. Это глу­бин­ное зер­но и яв­ля­ет­ся надысторическим со­дер­жа­ни­ем и смыс­лом ми­фа. Раз­ви­тие ми­фо­твор­че­ско­го соз­на­ния оз­на­ча­ет про­рас­та­ние се­мян из­на­чаль­но­го зна­ния и ос­во­бо­ж­де­ние от стес­няю­щих его на­ту­ра­ли­сти­че­ских форм.

По ме­ре раз­ви­тия ду­хов­ной куль­ту­ры че­ло­ве­че­ст­ва яр­че све­ти­ло его ра­зу­му се­мя древ­не­го зна­ния и вскры­вал­ся смысл куль­ту­ры. Но­вый ис­то­ри­че­ский опыт про­яс­нял древ­нее зна­ние, ми­фы ста­но­вят­ся всё более ду­хов­ны­ми и ме­нее на­ту­ра­ли­сти­че­ски­ми. Кри­стал­лиз­ующееся внут­рен­нее со­дер­жа­ние ми­фов по­сте­пен­но от­кры­ва­ет ис­тин­ную на­прав­лен­ность ми­фо­твор­че­ско­го взо­ра и об­на­жа­ет его ос­нов­ной ин­те­рес. Чем культурнее ста­но­вит­ся миф со вре­ме­нем, тем боль­ше ос­во­бо­ж­да­ет­ся он от ис­то­ри­че­ских на­ту­ра­ли­сти­че­ских форм, и вни­ма­ние его со­сре­до­та­чи­ва­ет­ся на на­ча­ле бы­тия и на том, что ему пред­ше­ст­во­ва­ло. В этом, сво­его ро­да, об­рат­ная пер­спек­ти­ва ми­фо­ло­гии.

Со­дер­жа­ние же ми­фов в ис­то­рии ста­но­вит­ся всё более тео­ан­тро­по­цен­три­че­ским (бо­го­че­ло­ве­ко­цен­три­че­ским). В из­на­чаль­но смут­ных об­раз­ах по­сте­пен­но вы­де­ля­ют­ся два твор­че­ских по­лю­са бы­тия: Бог и че­ло­век. По­сте­пен­но же рас­тво­ря­ет­ся опо­сред­ст­вую­щая ие­рар­хия су­ществ, и в мифах бо­го­по­доб­ный че­ло­век-творец не­по­сред­ст­вен­но пред­ста­ет пе­ред со­тво­рив­шим его Бо­гом. В позд­них ми­фах об­на­жа­ет­ся со­юз Лич­но­го Бо­га с лич­но­стью че­ло­ве­ка. Не все ми­фо­ло­гии дос­ти­га­ют это­го пре­де­ла, но ин­тен­ция – внут­рен­няя на­прав­лен­ность всех их уст­рем­ле­на к не­му.

 

Ре­шаю­щим эта­пом в ми­фо­твор­че­ст­ве ока­зы­ва­ет­ся ис­то­ри­че­ский мо­мент за­пи­си уст­ных ска­за­ний. Это не бы­ло фор­маль­ным фик­си­ро­ва­ни­ем то­го, что пе­ре­да­ва­лось изу­ст­но. И на­ро­ж­де­ние пись­мен­но­сти, и по­треб­но­сть за­писать древ­ние пре­да­ния выявляли ду­хов­ное на­пря­же­ние, в ко­то­ром за­но­во пе­ре­плав­ля­лось со­дер­жа­ние ми­фов. Древ­ний пи­са­тель не толь­ко ана­ли­зи­ру­ет, срав­ни­ва­ет и от­би­ра­ет уст­ные ска­за­ния, но и уг­луб­ля­ет­ся в их смысл. В его душе про­рас­та­ет зер­но древ­не­го зна­ния, ко­то­рое со­хра­не­но и при­не­се­но уст­ным пре­да­ни­ем. Буд­то пред­ше­ст­вую­щие ми­фы не­сут ге­ни­аль­но­му тол­ко­ва­те­лю не­кий из­на­чаль­ный шифр и од­но­вре­мен­но код к не­му.

Та­ким ре­шаю­щим эта­пом бы­ло пись­мен­ное оформ­ле­ние кни­ги Бы­тия Биб­лии. Из­вест­но, что Пя­ти­кни­жие Мои­сее­во бы­ло наи­бо­лее древ­ним уст­ным пре­да­ни­ем, хотя за­пи­са­но оно срав­ни­тель­но позд­но, во вся­ком случае, по­сле боль­шин­ст­ва книг про­ро­ков. Здесь и сра­бо­та­ла об­рат­ная пер­спек­ти­ва ми­фо­ло­ги­че­ско­го твор­че­ст­ва. Это уст­ное пре­да­ние бы­ло пись­мен­но за­фик­си­ро­ва­но в мо­мент ду­хов­но­го подъ­ё­ма на­ро­да, что вскры­ло в ска­за­нии та­кие смыс­лы, по срав­не­нию с ко­то­ры­ми па­рал­лель­ные ми­фы дру­гих на­ро­дов вы­гля­дят на­ив­ным ле­пе­том. Бог вёл на­род Из­раи­ля не толь­ко по про­стран­ст­вам ара­вий­ских пус­тынь, но и от­кры­вал пе­ред ним но­вые ду­хов­ные го­ри­зон­ты.

В пись­мен­но­сти иу­да­из­ма ми­фо­ло­гия дос­ти­га­ет наи­боль­ше­го ос­мыс­ле­ния и всё более ста­но­вит­ся От­кро­ве­ни­ем. Тем не ме­нее, это ещё и миф, так как на­бух­шее зер­но зна­ния не ос­во­бо­ж­де­но от на­ту­ра­ли­сти­че­ских форм. В Ветхом За­ве­те, как ни­где, ду­хов­ные смыс­лы пе­ре­пле­те­ны с ис­то­ри­че­ской по­все­днев­но­стью, за­тем­не­ны ею, но и вы­ра­же­ны че­рез неё.

Ми­фо­ло­ги­че­ское соз­на­ние пре­об­ра­жа­ет­ся в Но­во­за­вет­ном От­кро­ве­нии. В све­те Бла­го­вес­тия Во­че­ло­ве­чив­ше­го­ся Бо­га вскры­ва­ет­ся и об­рат­ная пер­спек­ти­ва Ста­ро­за­вет­но­го Пре­да­ния, и про­ви­ден­ци­аль­ный смысл его. На­ту­ра­ли­сти­че­ские пе­ле­ны опа­ли, зер­но зна­ния про­рос­ло, и нам от­кры­лась ис­ти­на о при­го­тов­ле­нии ми­ра к при­ше­ст­вию Бо­го­че­ло­ве­ка. Че­рез от­кро­ве­ние, а не че­рез фи­ло­со­фию и нау­ку, ми­фо­ло­гия пре­вра­ща­ет­ся в ис­тин­ное зна­ние.

То, что про­изош­ло с Бо­го­че­ло­ве­ком ис­то­ри­че­ски еди­но­крат­но, рас­тя­ги­ва­ет­ся для че­ло­ве­че­ст­ва на ве­ка и скла­ды­ва­ет­ся в ис­то­рию про­рас­та­ния но­вых зё­рен зна­ния – хри­сти­ан­ских. По ме­ре то­го как хри­сти­ан­ское че­ло­ве­че­ст­во че­рез тра­ги­че­ский опыт ис­то­рии от­кры­ва­ет для се­бя ис­ти­ну о пре­об­ра­же­нии бы­тия, всё более рас­кры­ва­ет­ся смысл ар­хаи­че­ских – наи­бо­лее ран­них ми­фов. Ми­фы аде­к­ват­но мо­гут быть ис­тол­ко­ва­ны толь­ко в све­те хри­сти­ан­ско­го от­кро­ве­ния. Это древ­нее зна­ние по­зво­ля­ет осоз­нать путь, прой­ден­ный че­ло­ве­че­ст­вом, и его на­ча­ло.

 

Без об­ре­те­ния ме­таи­сто­ри­че­ской – надысторической па­мя­ти нам не по­нять ни на­стоя­ще­го, ни гря­ду­ще­го, и без это­го ос­та­нет­ся со­кры­тым на­ше все­лен­ское на­зна­че­ние.